Неточные совпадения
Пригретый солнцем, опьяняемый хмельными
ароматами леса, Клим задремал. Когда он открыл глаза — на берегу реки стоял Туробоев и, сняв шляпу, поворачивался, как на шарнире, вслед Алине Телепневой, которая шла к мельнице. А влево, вдали, на дороге в село, точно плыла над
землей тоненькая, белая фигурка Лидии.
Нет, тонкими
ароматами этой удивительной почвы, питающей северные деревья и цветы рядом с тропическими, на каждом клочке
земли в несколько сажен, и не отравляющей воздуха никаким ядовитым дыханием жаркого пояса.
Золотистым отливом сияет нива; покрыто цветами поле, развертываются сотни, тысячи цветов на кустарнике, опоясывающем поле, зеленеет и шепчет подымающийся за кустарником лес, и он весь пестреет цветами;
аромат несется с нивы, с луга, из кустарника, от наполняющих лес цветов; порхают по веткам птицы, и тысячи голосов несутся от ветвей вместе с
ароматом; и за нивою, за лугом, за кустарником, лесом опять виднеются такие же сияющие золотом нивы, покрытые цветами луга, покрытые цветами кустарники до дальних гор, покрытых лесом, озаренным солнцем, и над их вершинами там и здесь, там и здесь, светлые, серебристые, золотистые, пурпуровые, прозрачные облака своими переливами слегка оттеняют по горизонту яркую лазурь; взошло солнце, радуется и радует природа, льет свет и теплоту,
аромат и песню, любовь и негу в грудь, льется песня радости и неги, любви и добра из груди — «о
земля! о нега! о любовь! о любовь, золотая, прекрасная, как утренние облака над вершинами тех гор»
Велика масса честных и добрых людей, а таких людей мало; но они в ней — теин в чаю, букет в благородном вине; от них ее сила и
аромат; это цвет лучших людей, это двигатели двигателей, это соль соли
земли.
И потому в два часа ночи, едва только закрылся уютный студенческий ресторан «Воробьи» и все восьмеро, возбужденные алкоголем и обильной пищей, вышли из прокуренного, чадного подземелья наверх, на улицу, в сладостную, тревожную темноту ночи, с ее манящими огнями на небе и на
земле, с ее теплым, хмельным воздухом, от которого жадно расширяются ноздри, с ее
ароматами, скользившими из невидимых садов и цветников, то у каждого из них пылала голова и сердце тихо и томно таяло от неясных желаний.
И в этом мягком воздухе, полном странных весенних
ароматов, в этой тишине, темноте, в этих преувеличенно ярких и точно теплых звездах — чувствовалось тайное и страстное брожение, угадывалась жажда материнства и расточительное сладострастие
земли, растений, деревьев — целого мира.
В душном воздухе резко выделялся запах конопли и просмолённой верёвки, заглушая пряные
ароматы садов, где зрели яблоки, наливалась вишня и, склонясь к
земле, висели тяжёлые гроздья пахучей чёрной смородины.
Цветы родимого ущелья
(Так древний требует обряд)
Над нею льют свой
ароматИ сжаты мертвою рукою
Как бы прощаются с
землею!
Дышит
ароматами, поёт вся
земля и всё живое её; солнце растит цветы на полях, поднимаются они к небу, кланяясь солнцу; молодая зелень деревьев шепчет и колышется; птицы щебечут, любовь везде горит — тучна
земля и пьяна силою своей!
Ему хочется рассказать свой сон со всей прелестью мелких поэтических подробностей, с чарующим
ароматом родной
земли и далекой, привычной, любимой жизни. Но у него выходит что-то слишком простое, бледное и неинтересное.
— Не терпишь, кулугур, православного табаку? То-то! Архирейский
аромат! — гордо заявляет он и, недоумевая, продолжает: — А я вот никогда картин не видал, то есть в книжках видел. В книжках оно помогает понять написанное, а вот отдельно — не знаю! И даже не понимаю — как это можно нарисовать красками, а я бы понял без слов? То есть сколько я не понимаю на
земле! Даже сосчитать невозможно!
Степь, степь… Лошади бегут, солнце все выше, и кажется, что тогда, в детстве, степь не бывала в июне такой богатой, такой пышной; травы в цвету — зеленые, желтые, лиловые, белые, и от них, и от нагретой
земли идет
аромат; и какие-то странные синие птицы по дороге… Вера давно уже отвыкла молиться, но теперь шепчет, превозмогая дремоту...
Хотелось вон из города, наверх в горы, где не загажена людьми
земля, где плавают в темноте чистые
ароматы цветущих трав.
Товарищи расходились. Окурки торчали в
земле цветочных горшков; в тонком
аромате гостиной стоял запах скверного табаку. Оставались только я с Алексеем, Турман и Дядя-Белый.
Для нее променяет он родину, чудное небо Италии, ее
землю, эту роскошную, цветочную колыбель, в которой ветерок, упитанный
ароматами и негою, качает баловня природы под лад Тассовых октав; для нее променяет Колизей, мадонн, академии, все это на зеленое небо севера, на глубокие снега, угрюмые сосны и брусяные избы с невежеством, в них обитающим.